Темное осеннее небо роняло на землю тяжелые капли. Он медленно шел по разбитому, мокрому тротуару, уклоняясь от встречных прохожих. Вечерело. По асфальту проносились одинокие машины: свишшшш… И тогда на него летели холодные грязные брызги.
Воздух был свеж и прохладен. У дождя был привкус меди.

Он шел, глядя себе под ноги, высокий, хорошо одетый (может быть, даже слишком хорошо для этого бедного квартала) мужчина средних лет. Первоклассная стрижка, дорогое пальто, кейс из натуральной кожи… Его лицо было совершенно спокойным, задумчивым. Но внутри него все дрожало от волнения, нетерпения и, может быть, страха.

Некоторые прохожие оглядывались на него. Мужчина выглядел крайне уверенным в себе, но пристальный взгляд мог отметить и избороздившие лицо горькие морщины, и слишком много седины в волосах.
Иногда он поднимал глаза и оглядывался по сторонам. С интересом, иногда с отвращением (при виде зловонной помойки или валяющегося у дороги трупа собаки). Надвигающаяся темнота маскировала убожество бедности, но и затрудняла поиски нужного дома. Нужного подвала. Нужной фирмы.

«Они называют себя фирмой, Уинстон… Название?… Что-то вроде «Путешествие в прошлое»… Как-то так… Ну естественно, нелегально. Поэтому и ютятся Бог знает где, в трущобах… Цена? Вполне приемлемая, для тебя тем более… Что? Нет, сам я не пробовал, дружище, к чему мне это?… Ладно, все нормально… Я могу спросить у того парня, где их найти».
Тогда Уинстон отказался. Отшутился, пытаясь скрыть, как его заинтересовало это, сама возможность этого… Но, спустя неделю, он сам позвонил своему знакомому и попросил познакомить с «тем парнем».

… Они встретились в парке. Было солнечно и ветрено, сухая листва шуршала по земле, и слышалось Уинстону в этом шуршании что-то тоскливое…
«Тот парень» оказался хмурым и нервным, отвечал нехотя и не назвал своего имени. Уинстон узнал все, что нужно. Да, это совершенно реально. Да, действительно полное погружение… Как их найти? Большой облупившийся красный дом, вход в подвал со двора. Там грязновато, но не очень опасно, просто не ведите себя вызывающе…

Напоследок парень добавил: «Вы лучше хорошенько подумайте, стоит ли Вам туда идти. Это … затягивает. Как наркотик».
Парень ушел, засунув руки в карманы, а Уинстон молча смотрел ему вслед.
Он просидел в парке до темноты, не замечая осенней роскоши красок и людей, приходящих полюбоваться на эту недолговечную красоту.
Он думал, и он принял решение.
Он с трудом дождался конца рабочей недели.
Это обещало быть таким прекрасным…
И в то же время пугало.

И сейчас Уинстон шел, немного уставший после работы, и высматривал большой облупившийся красный дом.
В сумерках найти его оказалось непросто, но это, несомненно, был тот самый дом. Оскальзываясь на грязи, Уинстон вошел во двор, спугнув ковыряющуюся в отбросах крысу. Та шустро отбежала на пару метров и уселась на задние лапы, наблюдая за Уинстоном блестящими злобными глазками.

Над толстой обшарпанной дверью подвала, исписанной всякой похабщиной, светила тусклая лампочка. Ничто не указывало на то, что за этой неприглядной дверью скрывается фирма, воплощающая в реальность самые сокровенные человеческие мечты.
Поколебавшись (грязная ручка вызывала отвращение), Уинстон открыл дверь. За нею оказалась небольшая лестница, и здесь освещение было ярче.

Он осторожно спустился по лестнице – каменные ступени были скользкими. Подошел к тусклой металлической двери. Вывески не было. Лишь ручка, щель для замка и глазок.
Он постучал. Глухие удары прокатились по подвалу.
К двери подошли. Некоторое время его рассматривали в глазок, затем хриплый голос спросил:
– Что Вам нужно?
– Это… фирма «Путешествие в прошлое»?
– Это фирма «Путешествие назад».
– Да, – Уинстон смутился, он же уточнил название у «того парня»…
– Если Вы готовы заплатить, то можете войти.
– Да, – ответил Уинстон, – да, я готов…

Щелкнул замок, дверь открылась, и Уинстон вошел в темное прокуренное помещение.
Невысокий, небрежно одетый парень в очках закрыл за ним дверь.
– Я – Кливенс, а это – Майкл, – он указал на сидящего за компьютером в дальнем углу комнаты худого мужчину. Мужчина сидел к Уинстону спиной и не обратил на него никакого внимания.
– Уинстон.

Комната оказалась больше, чем сначала показалось Уинстону. Плохое освещение не давало разглядеть всех подробностей, но он успел заметить нечто вроде коек за ширмами, выстроенных в ряд у дальней стены, какие-то непонятные устройства. Коек было четыре, и под каждую ширму уходили потоки разноцветных проводов. Синих было больше. Две койки были скрыты занавесками, в изголовье остальных лежало что-то вроде рыцарских шлемов. Комнату наполняло тихое, низкое гудение.

Кливенс достал из кармана пачку сигарет, предложил Уинстону, кивнул после отказа, закурил сигарету и закашлялся.
– Присядем, – прохрипел он сквозь кашель, и они прошли к дальнему углу комнаты, где созерцал монитор Майкл.
Старый конторский стол, пара деревянных стульев. Большая железная банка из-под кофе, до отказа забитая окурками. Куча разного хлама на столе.

Кливенс сел за стол, включил настольную лампу, немного разогнавшую сумрак, и достал из ящика стола бумаги.
– Подпишите, – произнес он, освобождая на столе место для бумаг. Часть хлама полетела на пол, где его и так было предостаточно. – Это обычное соглашение о том, что мы не несем никакой ответственности за возможный вред, причиненный Вашему здоровью.

Уинстон внимательно прочитал документ, достал из нагрудного кармана ручку и подписал.
Кливенс сунул бумаги обратно в ящик стола и выжидающе замолчал.
Уинстон достал из кейса конверт с деньгами и отдал Кливенсу, тот пересчитал деньги и кивнул. Конверт отправился в тот же ящик.

Кливенс опять закурил сигарету, прищурился, глядя на Уинстона сквозь стекла очков, и спросил:
– Куда бы Вы хотели отправиться?
– Куда?
– Да. Куда или когда. В какие дни или месяцы вашей жизни?
Не раздумывая, Уинстон ответил:
– Июль прошлого года.
– Числа?
– Ээээ… С 5-го по 20-е июля. Но максимум по 20-е, не позже, понимаете? Это возможно?! – он не мог скрыть своего волнения.
– Понимаю. Возможно. – Кливенс невозмутимо затушил сигарету в горе окурков.

Они направились к одной из ширм.
– Снимите пальто и ботинки. Ложитесь и устраивайтесь поудобнее. Я надену вам на голову шлем и укрою вас одеялом, – Кливенс включил небольшую лампочку над койкой.
Справа за ширмой раздался легкий женский вздох.
– Клиентка, – пояснил Кливенс. – Не одному Вам это нужно.
Уинстон повиновался. Он лег на койке, вытянувшись, а Кливенс обработал ему голову неприятно пахнущим раствором.

– Чтобы контакт с электродами был лучше, – пояснил он. – Я не совсем понимаю, как работает эта штука, это Вам надо спросить у Майкла. Но она каким-то образом с помощью электрических импульсов активирует определенные участки Вашего мозга, и Вы заново переживаете то, что было раньше. Не просто вспоминаете, а именно переживаете. Полное погружение. Ваша собственная машина времени.
Кливенс надел на голову Уинстона тяжелый металлический шлем с прикрепленными к нему проводами и опустил «забрало». Накрыл извлеченным из-под койки шерстяным одеялом.

– Я включил аппарат. Лежите и думайте о приятном. Через некоторое время Вы просто уснете, а через час или два вы проснетесь, тут индивидуально. Ни о чем не беспокойтесь. Приятного путешествия!
Кливенс выключил лампочку над койкой, задернул занавеску и ушел.
Уинстон лежал, закрыв глаза и вслушиваясь в заглушаемый шлемом низкий гул. Справа больше не раздавалось никаких звуков, женщина молчала.
Он думал о приятном. Он думал об Ириде. А потом он уснул.

– Вставай, вставай, ну вставай же, посмотри, какой сказочный рассвет! – Ирида тормошила его и смеялась.
Он сонно приоткрыл глаза и только хотел буркнуть что-то недовольное, как вдруг внезапно вспомнил, что сегодня – первый день их совместного отпуска. И что сейчас они находятся в небольшом домике практически на берегу моря. Не на самом пляже, конечно, но море было видно из окна. Усталость от пути, огромной кучи чемоданов, поисков сторожа, – все это было вчера. А сегодня было 5-е июля, и впереди у них были почти три недели отдыха и удовольствия.

Поэтому он сделал над собой усилие и проснулся.
Ирида несколько раз быстро поцеловала его, и потащила на веранду. Дующий с моря ветер был прохладным и свежим. Но розово-перламутровый рассвет был действительно сказочным.
Она была «жаворонком», его Ирида. Немного моложе и намного активнее. Маленькая, веселая, порою легкомысленная. Ему не очень нравилось, что она так рано будит его по утрам, но он не мог на нее долго сердиться. Стоило ему нахмуриться, как тут же улыбка появлялась на его губах, и он ничего не мог с собой поделать…

Несмотря на то, что каждый их день у моря был переполнен впечатлениями и казался бесконечным, две недели пролетели совершенно незаметно.
Они много купались. Ирида вставала на рассвете и убегала к морю, пока он спал, а потом радостная, с мокрыми волосами возвращалась его будить. Они гуляли, собирали ракушки и камни и опять купались… Они строили замки из песка и ловили медуз. Они познакомились с соседями по отдыху и устраивали вечеринки… Они старались как можно полнее насладиться и солнцем, и морем, и друг другом… Они засыпали, обнявшись, страшно усталые, но утром снова были полны сил и готовы к приключениям…

Лежа в постели перед сном, чувствуя, как под его ладонью бьется маленькое сердечко Ириды, Уинстон думал, что никогда он еще не был так счастлив, и что это лучшее лето в его жизни. Время проходит быстро, но сегодня еще только 20-е июля, а значит, у них есть еще несколько дней для того, чтобы исследовать коралловый риф, еще раз сходить в пальмовую рощу и заняться там любовью, и…

… и что-то тяжелое вдруг охватило его голову. Он закричал от неожиданности и попытался стянуть с себя это. Он отбросил от себя тяжелый металлический предмет, похожий на рыцарский шлем и сел на койке, озираясь, не понимая…
Ириды рядом не было.
Он сидел на отгороженной ширмами койке, в темном помещении, наполненном гулом и запахом сигарет. Занавеска отодвинулась, и показался смутно знакомый парень в очках.

– Сейчас Вы придете в себя и всё вспомните, – сказал парень. – Через несколько минут все станет ОК.
Но через несколько минут все не стало ОК.
Он действительно всё вспомнил.
И то, что его жена мертва больше года, тоже.
21 июля прошлого года она, как обычно, встала на рассвете и пошла к морю купаться.
А через два дня рыбаки нашли ее тело.
Уинстон уставился на Кливенса огромными, безумными глазами и разрыдался.

Он поклялся себе, что больше никогда этого не сделает.
Через неделю он снова стучал в тусклую железную дверь.
Дверь открылась, он молча отдал Кливенсу конверт с деньгами. Кливенс молча взял их и отвел Уинстона на свободную койку. Больше ни о чем не нужно было спрашивать.

С тех пор он стал приходить в «Путешествие назад» все чаще и чаще.
Каждый раз он испытывал невыносимую боль, когда «просыпался».
Но скоро он стал приходить ежедневно, после работы.
Уинстон очень осунулся, его глаза стали безжизненными и запали. А волосы совсем побелели.

Он устроил как-то отвратительный скандал, но Кливенс так и не согласился «погружать» его чаще, чем раз в сутки, и пригрозил больше не иметь с ним дела. Уинстон пригрозил рассказать всё властям. Кливенс лишь презрительно усмехнулся. Уинстон предложил увеличить оплату. Кливенс был непреклонен. Уинстон кричал. Уинстон сдался…
Но работать он больше не мог.
Он уволился из компании и заперся в своей квартире.

Целыми днями Уинстон сидел дома, задернув наглухо шторы. В ожидании вечера. В ожидании того часа, когда можно будет пойти на свидание с любимой. «Свидание с Иридой», вот как он это называл. Он заказывал по телефону еду и проводил дни, бессмысленно уставившись в тихо бормочущий телевизор. Он больше не следил за собой и ходил в рваной, грязной одежде. Он мало что видел и слышал. Потому что теперь Уинстон все время разговаривал с Иридой, и она отвечала ему. Она говорила ему, что ждет его вечером, и очень скучает.

Иногда все койки были заняты, и тогда у него начиналась истерика.
После того, как Кливенс однажды молча вышвырнул его за дверь, и тот вечер был вечером без Ириды, ужаснейшим, кошмарнейшим вечером в его жизни, он больше никогда не пытался вести себя агрессивно. Просто сидел под железной дверью на сырой лестнице и тихо плакал, ожидая, когда освободится койка. И молился о том, чтобы ничего не сломалось, и пожалуйста, Господи, только не электричество, нет, пусть они никогда не отключают электричество, я не переживу этого, нет…
Денег у Уинстона все еще было достаточно. Хватило бы на несколько лет.

Кливенс докурил сигарету, похоронил окурок среди множества других и зевнул.
Надо проверить этого мерзкого старика, что-то долго он сегодня не просыпается… Хотя бы не кричит в последнее время и шлем не швыряет, и то ладно. Хотя эти шлемы специально с запасом прочности и делаются, для таких вот случаев…

Он неторопливо подошел к ширмам, отдернул занавеску и включил лампочку над койкой.
Пошевелил старика.
Тот не отреагировал.
Кливенс взял в руки кисть старика, и попробовал нащупать пульс.
Пульса не было.
– Майкл? – мрачно позвал он.
– Что?
– У нас опять проблемы.
– Остался?
– Похоже… сейчас сниму шлем.

Голова старика безжизненно откинулась, когда Кливенс бесцеремонно стащил с него устройство. Глаза старика были закрыты, на губах – следы улыбки, и лицо его казалось таким светлым, таким счастливым…
– Точно, Майкл! Холодеет уже…
– Позвони Френку и ребятам, пусть унесут тело и бросят подальше отсюда. Все решат, что это очередной бомж…
– Они выглядят такими счастливыми, когда остаются… Не все, но большинство…
– Клив, не лезь ко мне, а позвони Френку. Давай быстрей.

– Ну, чем мы займемся сегодня?
Он посмотрел на нее, все еще очень сонный, но уже предвкушающий радость нового великолепного дня.
– Можно пойти туда, к скалам, я там такую рыбку интересную видела, помнишь? А вечером можно к Николсонам зайти на коктейль. Андрэа мне нравится, но Джоооордж… – она закатила глаза, – Когда он напьется, совершенно невменяемым становится, несет просто ЧУШЬ! И как Андрэа это выносит?
Она рассмеялась, громко и заливисто, и он не мог не улыбнуться.

Теплое солнце поднималось над морем, заливая его золотом, птицы вливали свои голоса в дикий хор.
Начинался новый день.
А впереди у них почти целый отпуск!
И это обязательно будет лучшее лето в его жизни!