Ночь Ис-сух-шат

333
За ужином мать, снимая нагар со свечи, тревожно спросила:

– А где Майкл?

Ее беспокойство было не напрасным. Cегодня ночью будет новолуние. В наших местах это особое время.

Сидящие за столом родственники переглянулись. Моего отца, старосты деревни, тоже не было с нами. Он был с людьми, проверял соседские дома. В прошлый раз кто-то забыл усыпить собаку. И она привела Ис-сух-Шат к своей будке, прежде чем превратиться в кровавое месиво. Я сам видел и ту лепешку фарша, что осталась от пса, и волосы Ис-сух-Шат, исчезающие в свете солнечных лучей. Ее волосы толщиной с палец и длиной в несколько локтей. Они медленно шевелились, становясь из черных бурыми, и осыпаясь в труху.

Не успело мамино волнение охватить всех за столом, как вошел Майкл. Что-то буркнув в ответ на ее расспросы, он взял еды и занял свое место.

Майкл – мой брат, он младше меня на два года. Скоро ему исполнится тринадцать. Еще у меня есть две маленькие сестры, они тоже ужинали с нами. За столом также сидела тетушка Эмма, незамужняя сестра отца. Она живет в нашем доме и помогает матери по хозяйству.

Во главе стола ожидала отца пустая тарелка.

Пред тем, как мы начали есть, мать пожелала узнать, все ли животные опоены.

– Я опоила овец и корову, – сказала тетушка Эмма.

– Мы усыпили птиц, – сказали сестры.

Мать повернулась ко мне:

– Тим?

– Я позаботился о Быстром, – ответил я, – влил в него целую бутылку.

Быстрый – это наш конь, и я здорово с ним управляюсь. Не каждый взрослый так смог бы!

– А Дружок? Кто-нибудь опоил Дружка? – забеспокоилась мать.

– Я, –ответил Майкл. – Не по нраву ему это пойло.

– Как и всем нам, – заметила мать.

Кошек у нас не было, и это к добру. За кошками не уследишь, они любят прятаться. А в новолуние должны спать все. Конечно, во дворе у нас бегали и мыши, и крысы, и прочие мелкие твари. Но они не способны привлечь Ис-сух-шат, слишком уж малы.

Успокоившись, мать принялась за еду, но тут же вскочила – вошел отец.

– В деревне все в порядке, хвала небесам – отец устало опустился на стул. Ужин мы закончили в молчании, а затем мать налила каждому по кружке мутной, сладко пахнущей жидкости.

Меня передернуло от одного ее запаха. Это сонное средство делалось из ядовитых трав, и равно действовало на всех теплокровных тварей. Две капли на птицу, двадцать на собаку, пол-чашки на коня. Зелье отмерялось всем нам по весу и разводилось водой. На следующее утро от него немного тошнило и болела голова. Животные становились на день вялыми. Наверное, у них тоже болела голова.

– Идите спать, и доброй всем ночи, – сказала мать. – Не мешкайте, скоро совсем стемнеет.

Мы взяли кружки с сонным отваром и разошлись по своим спальням. Я ночевал в одной комнате с Майклом. Когда мы сели на постелях, собираясь выпить противную жидкость и задуть свечи, Майкл сказал:

– Я хочу тебе кое-что показать.

Он нырнул под свою кровать и достал ящик, обмотанный темной тряпкой.

– Потуши свечу, – сказал он.

Я послушался, а свою свечу он отставил на пол за угол кровати. В спальне стало сумрачно, зашевелились тени. Из коробки послышался слабый шорох. Читать далее »

Коль нету кошки под рукой


Воскресенье началось, как обычно. Как будто родителям не надо было идти на похороны.
Отец мрачно выкурил сигарету и сел в гостиной перед телевизором. Мать загремела на кухне посудой. Сережа в своей комнате, поморщившись, натянул на голову одеяло. В свои тринадцать лет он уже тайком покуривал, но со стороны запах сигарет казался отвратным.

Его восьмилетняя сестра Оля тоже заворочалась на второй кровати. К сожалению, Сереже приходилось делить с дурацкой девчонкой свою комнату и вещи. А все потому, что ее комнату отдали их старенькой бабушке. Но бабушка недавно умерла. И теперь Олькина комната освободилась, пусть она туда поскорей и проваливает! А Сережа опять будет тайком играть до утра в компьютерные игры. И вообще, делать все, что хочет, не мешая «олечке». Честно говоря, это она во всем ему мешала, и постоянно закладывала родителям. Маленькая визгливая дрянь.

Оля зевнула, выбралась из кровати и подошла к трехлитровой банке на тумбочке. В банке имелись кучка зловонных опилок и большой серый хомяк. Хомяка, жившего с ними вторую неделю, мама нарекла Мистером Эдуардо. И маленькая Оля называла зверька именно так. Остальные члены семьи звали питомца попросту Эдди.

Хомячок Эдди в своем немудреном существовании занимался всего несколькими вещами: ел, спал, гадил и бесконечно пытался выбраться из банки. В его унылую жизнь вносила разнообразие только Оля. Она выпускала Мистера Эдуардо бегать по комнате, играла с ним и «показывала мир», вынося во двор. Сережа был убежден, что хомяку все равно. Он считал грызунов тупыми тварями. То ли дело волки! Или пантеры. Вот это были интересные животные, а хомячок – просто фигня. Корм для кошек.

Родители тихо собрались и ушли на похороны. Они оставили Сережу приглядывать за сестрой, но у того были свои планы. Пока родителей не будет дома, мальчик собирался обыскать бабушкину комнату. Не то, чтобы его интересовали старые тряпки. Но с бабушкой была связана какая-то тайна! Надо только избавиться от сестры. Она вечно шпионит и цепляется, не дает ничего спокойно делать. Сережа решил включить сестре мультики на телевизоре: пусть сидит и любуется своими дебильными «Винксами». Сережа и сам тайком иногда смотрел «Винкс», потому что в форме фей у них были очень короткие платья. Ну, вы понимаете.
Читать далее »

Откровение?

В ночной круговерти кошмарного танца,
Где рвется реальность, где крошатся сны,
Мне Тьма обнажила убийцу-посланца,
В глазницах хранящего свет Сатаны.

Меня оглядел он, слегка насмехаясь
Над жалкой, червивою сутью моей,
Из рта его черный язык, извиваясь,
Коснувшись груди моей, скрылся вдруг в ней.

И я, захлебнувшись агонией раны,
Приветствуя кровь, что шипя поползла,
Впивая в себя жадно взор его странный,
Хриплю, вопрошая о сущности Зла.

В широком оскале вдруг рот растянулся,
В сиянии хищном — забвенье всех бед,
Я к смерти готовлюсь, а он — улыбнулся,
С презрительной жалостью дав мне ответ.

Метнулась внезапно когтистая лапа,
Пронзил меня молнией дикий экстаз —
В ладони его содрогался и капал
Мой мяса кусок, умирая сейчас.

Его разломав, как гранат переспелый,
Посланец мой взгляд устремил в глубину.
И, в сердца ядро я проникнув несмело,
Крича, отшатнулась, глотая вину.

И хохот взрывается бешеной болью,
В глазах моих бьется и корчится свет,
Он шепчет жестоко: «Теперь ты довольна?
Вопросов иных у тебя уже нет?»

И я, замерев, обреченно киваю,
Глаза мои, лопнув, сгорели в огне.
И ярко, безжалостно я постигаю:
Все Зло, что ищу я, сокрыто во мне.